Полистал я скандальную книгу Льва Животовского о Тромфиме Лысенко, вызвавшую бурную негативную реакцию в русскоязычных научных и околонаучных кругах. Честно говоря, в книге уделяется большое внимание вопросам научного вклада Лысенко в далекие от меня (и поэтому не столь интересные области знания) — ботанику, агрономию, cелекционирование и сельское хозяйство. Я не являюсь специалистом не в одной из перечисленных областей, поэтому вряд ли могу смогу озвучить критические замечания в адрес лысенковских представлений о «яровизации» и «фотопериодизме». Достаточно того, что с крайне резкой и порой даже жесткой критикой освещения этих вопросов в книге Животовского выступил целый ряд профессиональных специалистов в области ботанки и молекулярной генетики растений.
Как всем известно, Животовский довольно известен в популяционной генетике своими статьями о микросателлитной изменчивости. Именно он разработал (или точнее развил) аппарат датировки возраста гаплогрупп и расчитал скорости мутации для STR-гаплотипов, и эти скорости долгое время — вплоть до недавнего времени — использовались в качестве стандартных скоростей (молекулярных часов) в статьях ведущих специалистов в области Y-хромосомной изменчивости. По этой причине, Лев Животовский (в качестве «идеального» популяционного генетика) был — и остается — любимым объектом пасквильных сочинений и наветов псевдоученого Клесова. Сами же генетики более сдержаны в оценках уровня познаний Животовского в области классической генетике, признавая при этом значимость разработанного Животовским математико-статистического аппарата для решения определенных задач популяционной генетики. Поэтому для многих книга о Лысенко оказалась неожиданным сюрпризом. Известный российский биоинформатик Гельфанд заявил: «Он не сказал прямой лжи, не сказал и правды – это была полуправда, то есть наихудшая ложь» (Леонид Соловьев «Очарованный принц», второй роман про Ходжу Насреддина). «Книжка Л.А. – пример этой полуправды. … Лев Анатольевич искажает правду, путем применения риторических приемов, в частности, черри-пикинга. Цитаты, которые Л.А. использовал в лекции, очень хорошо выведены из контекста». Другие участники недавней презентации книги были столь же категоричны в своих суждениях.
Было бы ошибочно считать, что книга Животовского о Лысенко это биография. Скорее, она написана в стиле апологии. Автор ставил перед собой задачу реабилитации Лысенко по всем фронтам — как ученого-теоретика, так и ученого-практика. Однако лично меня он не убедил — возможно потому, что я изначально был враждебно настроен к фигуре Лысенко, который для меня является архетипическим образцом псевдоученого. Любопытно, что Лев Анатольевич в своей книге очень поверхностно (несмотря на то что этому вопросу посвящен целый раздел книги — целых 5 страниц! )) ) затрагивает важный аспект деятельности Лысенко как идеолога (а на мой взгляд в его деятельности политико-идеологический аспект является самым главным). Хорошо известно, что «мичуринец» Лысенко (наряду с «биологом» Презентом, а также «марксистскими языковедами» Марром и Мещериновым) входил в число тех, кто был обласкан (по-крайней мере, некоторое время) сталинской властью, и имел значительный административный ресурс в виде репрессивно-карательного аппарата для расправы с инакомыслящими. К сожалению, Лев Анатольевич предпочел осторожно обойти вопрос о влиянии идеологии на научную деятельность Лысенко.
Что касается меня, то меня прежде всего интересовал вопрос о том, можно ли считать Лысенко одним из предтеч триумфа эпигенетики, который мы наблюдаем в наше время. В случае положительного ответа на этот вопрос, можно было бы задаться вопросом — насколько глубоко он понимал и предвидел важность эпигенетики?
Сейчас некоторые деятели заявляют о гениальности Лысенко, открывшего механизмы эпигенетического наследования. При этом лысенковщина объявляется новейшим этапом развития ламаркизма — т.н. неоламаркизма. Якобы Лысенко открыл то, что «запрещалось» генетической теорией 1930–40-х, а именно: прямое влияние среды на проявление гена и наследование этих измене-
ний.
К сожалению, в книге отсутствует какой-либо ответ на эти вопросы. Да, слово «эпигенетика» упоминается в книге примерно десяток раз. В одном месте академик ссылается на работу американских генетиков 1993 года, в которой особенности метода «яровизации» объясняется метилированием генов растений. Затем Лев Животовскиий ссылается на статью 2006 года: «Эпигенетика доказывает, что мы в определенной степени ответственны за целостность нашего генома. Раньше мы думали, что только гены предопределяют то, кем мы станем. Сейчас же мы понимаем: всё, что мы делаем — все, что едим или курим, — может изменить проявление наших генов и генов следующих поколений». К сожалению, Животовский не приводит при этом ссылок на статьи Лысенко, сравнение с которыми позволило бы сделать вывод о том, насколько Лысенко был в действительности близок к подобным представлениям. На стр. 63, Животовский пишет о том, что Лысенко разделял взгляды Ламарка. Однако при этом, опять-таки, не приводиться ссылки на те фрагменты работ Лысенко, в которых Лысенко излагает свое понимание сути ламаркизма. Да, разумеется можно найти некоторые общие места в мичуринской агробиологии (лысенковщине), ламаркизме, эпигенетике. Однако многие догматы лысенковщине являются сугубо специфичными: например, cчиталось путём сознательного изменения условий жизни — «воспитания» — растений и животных человек может получать направленные изменения их наследуемых признаков. Этот идеологически важный момент (созвучный сталинистской идеи «воспитания советского человека») отсутствует в ламаркизме, также как и современных представлениях о эпигенетике.
Строго говоря, эпигенетика не сводится только к одному метилированию (существуют другие модификации прионов, гистонов, а также например, геномный импринтинг). Эпигенетическое влияние работает посредством временного приглушения определённых генов, но не их модифицирования. Углеводородные соединения, приводимые в действие группой метилов, могут подавлять проявление генов. Гистоны сужают и ослабляют ДНК, изменяя их доступность. Бесполезные фенотипы или физические характеристики могут быть временно подавлены, но не так, как предполагал Лысенко. Эпигенетические метки обновляются в следующем поколении, хотя как показывают последние статьи о влиянии голода на экспрессию генов у потомства, иногда эти метки могут переходить и к более отдаленному потомству. К сожалению, массовые исследования эпигенетических факторов начались сравнительно недавно, а возраст выборок у людей (плохих модельных организмов) ограничен 2-3, максимум 4 поколениями. Я думаю, что дальнейшее развитие научного знания в этой области покажет, что внешнее сходство лысенковщины и эпигенетики носит случайный характер.
Заметки о генетике 